Ольга Шемякина.
Сказка о писателях.
Есть такие люди - Писатели. Отличаются они тем, что у
них очень большие глаза. Сидят они всю жизнь и из окошка
смотрят. Смотрят, смотрят, а потом берут и пишут о том, что за
окном увидели. Любят они за чужой жизнью подглядывать. Иногда
выглянешь окно свое, а там глаза торчат огромные, бесстыжие;
уставятся немигаючи, а рука в это время где-нибудь все
записывает, что видит. Делать с ними ничего не поделаешь -
задернешь занавеску и дальше себе живешь.
А когда испишут они тонну бумаги, берут половину и
идут к Редактору в больших очках, да на стол ему - бух! И такая
пыль сразу поднимается, что ничего кругом не видно никому,
кроме Редактора ( его очки спасают ).
Писатели очень жадные и поэтому не все приносят, дома
половину оставляют на всякий случай. Придут домой, погладят
взглядом бумагу исписанную и думают, что не зря живут, а вроде
как после них что-то останется потомкам поисследовать. Эти
Писатели умеют думать и писать только о том, что видят. А о
том, чего не видят, стараются не упоминать вовсе. И за то, что
у них порой не хватает фантазии, прозвали их реалистами.
Есть и другие Писатели, если можно их так назвать. Те
еще страшнее. У них тоже большие глаза, и сначала они также в
окна подглядывают, а как насмотрятся - до того им тошно
становится, что не могут больше; тогда они сидят, уставившись в
одну точку, и ни на что внимания не обращают. И не
удовлетворяет их происходящее в мире; мало да скучно глядеть на
жизнь чужую, однообразную; ничего интересного не находят они в
этой жизни, а своей-то и нет. Начинают вздыхать. А когда и
вздыхать надоедает, ни фантазируют. И такие вещи у них в
сознании зарождаются: целые миры неведомые, где люди гуляют, да
все неординарные, или вовсе людей там нет. Приятно становится
тогда этим Писателям оттого, что они хозяева своих миров (
ничего, что вымышленных). И каждый думает, что он единственный
и мир его самый что ни на есть распрекрасный. И вот как
нафантазируют себе мир, да чтоб побольше, да позаковыристей,
так начинают его охранять и не показывать никому. Иногда даже
бумага у них лежит вся белая, неисписанная (в целях
конспирации). Они думают, что ежели кто про их мир узнает, то
пренепременнейше залезет туда и власть захватит.
Эти Писатели запираются на все замки, на звонки
телефонные самой жизни не отвечают; иногда до того замечтаются,
что уходят в свои миры напрочь, а реальный мир забывают вовсе,
становятся дикими и все укусить норовят. Тогда таких Писателей
помещ ют в отдельные специальные комнаты, где их фантазии никто
не будет чинить препятствий.
А некоторые из таких Писателей не боятся другим свои
миры показывать, все подробно описывают да рассказывают, даже к
Редактору относят.
Всех Писателей, которые до того разгул фантазии
учиняют, что на настоящую жизнь внимания не обращают - зря что
ли им глаза огромные дадены? - называют романтиками, а особо
замечтавшихся - мистиками.
Так вот, все-все Писатели, которые пишут, а не
утаивают свое предназначение, приходят к Редактору. А у того
работа сложная, он все труды писательские взвешивает и по
ящикам раскладывает: толстые рукописи с толстыми кладет, тонкие
с тонкими, а с всем тонюсенькие в ведро особое, что под столом
стоит, откуда они и пропадают бесследно. Их уносит Уборщица и
читает на ночь своим детям - они плачут всей семьей или от
смеха лопаются, а потом печку топят, чтобы погрется хорошенько
перед сном. Иногда Уборщица из ящиков труды таскает, - не
пропадать же им нечитанным, - и тоже их всей семьей изучают, но
не сжигают, а поутру она их обратно кладет осторожно ( ввиду
значимости и ценности оных). Часто по ночам к ней приходят
гости разные. Профессора всякие приходят и читают реалистов
своих любимых, прибегают также и юнцы - у этих же спрос
особливо на мистиков. Разобъются на кружки, электричество
потушат, свечки зажгут, да занавески задернут (а то вдруг глаза
чьи-нибудь полюбопытствую). Сидят они так до одурения, а под
утро расходятся. Профессоры иные степенно идут, на тросточки
опираются, а иные в диспуты вступают, знай, бородами
размахивают. Юнцы же еле на ногах держутся, а в голове каша
варится еще большая, нежели ранее; так и уходят на
подгибающихся, иногда даже не попрощавшись. Но в основном все
Уборщицу благодарят и за глаза Русской Передовой Интеллигенцией
величают.
Но это все раньше было, а теперь времена не те, да и
люди изменились сильно. Теперь кто хочет, тот себя и зовет
Писателем; и на глаза внимание нынче не обращают - вымерли те:
старые, глазастые. Бывает только писать научится, а уже бегает
по городу, кричит:" Я - Писатель! Я - Писатель!". А другие еще
и читать умеют, так они хуже: переписывают труды прочитанные на
свой лад и говорят, что сами, дескать, написали. Тогда им все
руки пожимают и денег дают (на бумагу чистую).
Многие из нынешних Писателей - это те юнцы, которые
по ночам к Уборщице шастали; у них в голове так каша и осталась
и их никак не называют. А вообще-то писать легко стало - можно
у товарища идею содрать. Тот потом бегает без идеи-то с голым
содержанием и жалуется всем на свое несчастье. Его, признаться,
никто слушать не слушает, каждый своей судьбой занят. Но за то,
что он жалуется, его назначают Критиком, и тогда он начинает
негодовать - так этот обездоленный мстит неблагодарной
писательской братии.
Редакторы еще долго после старого времени оставались,
но времена менялись, Писатели стали все меньше рукописей
приносить, да и сами они исчезать начали, а те, кто остались
заболели синдромом бедности и бесполезности, а вскоре совсем
зачахли. Стал Редактор ценить каждую рукопись (даже
тонюсенькие) и упразднил Уборщицу за ненадобностью. И исчезла
она с лица земли со всей семьей своей, вымерла, наверное, как и
Писатели старые. Потом и Редактору делать стало нечего - так
как рукописей никт больше не приносил - и он незаметно
самоликвидировался. По сей день на его столе, который стал
экземпляром музейным, очки его большие бессменные гордо
возвышаются. Вот и все, что от порядка осталось. Теперь все
Писатели бегают, сами не знают чег хотят, друг на друга
натыкаются и руками машут так, что ветер создают искусственный
(к искусству никакого отношения не имеет). И вообще, можно
сказать, что все у нас теперь Писатели: либо за чужой жизнью
подглядывают, либо миры создают иллюзорн е, а своей жизни-то и
не имеют.
Вон хотя бы алкаш валяется. Подойдешь к нему, а он
пахнет на тебя правдой жизненной и коли говорить в состоянии
сразу целую главу, а то и две из своей книги прочтет. Потом в
грудь чахлую ударит и заплачет горько, о чем - Бог его знает.
Вот та ие дела творятся.
Говорят, где-то в странах заморских иногда нет-нет,
да и появятся старые наши Писатели с глазами огромными. Ходят
там как ни в чем ни бывало и глазищами зыркают на жизнь
заокиянскую. А еще, говорят, детей Уборщицы видели. Сидят они
на троту рах и рассказывают о жизни нашей, да только им не
верит никто, рассказы их за сказки почитают и милостыню подают
охотно. Только враки это, вымерли, вымерли они все давно: и
Писатели, и Уборщица со всей своей многовеликой семьей - а это
пропаган а лишь антинашенская, чтобы оставшиеся и помнящие
времена былые поехали искать страны заморские дивные. А там их
схватят злые вороги и пытать будут, пока не запытают досмерти.
Тогда и последние старые люди вымрут, останутся одни
несмышленыши, ист рии своей не знающие. И не станет даже
беспорядка на земле нашей, одни лишь призраки бродить будут, да
руками размахивать, ветер искусственный нагоняючи...
январь 1996г.